Пол Мартин думал о том, что если яйцо разбилось, то его уже никак не склеишь — разве что вернувшись в прошлое.

Ровно в двадцать минут девятого Сюзан Мэрли упала с лестницы. Люди во всем городе замерли, услышав тихое жужжание, продолжавшееся несколько секунд. Затем наступила тишина. Те, кто доверился инстинктам, тут же покинули Бедфорд. Большинство жителей остались.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Тело

ГЛАВА 10

Слишком тесные джинсы. обработанные кислотой

Вечером в четверг, в половине девятого, Лиз Мэрли, крепко держа в руке зеркальце, терзала свой шерстяной воротник: и так, и эдак оттягивала его, рассматривая следы. Спереди — два больших пальца, справа и слева — по три длинных отпечатка. Захлопнув пудреницу, девушка зарылась головой в подушку. Боже, пусть это будет просто шутка! Она выпрямилась и снова стала изучать шею, с трудом сдерживая слезы. Нет, так не бывает. Сон, следы на шее, монстр в лесу — лишь совпадение!.. Полет воображения или… если верить маме, начальные стадии сумасшествия.

«Ты! Это должна была быть ты!»

По щеке скатилась слеза. Лиз поняла, что вот-вот разрыдается. Нет, нельзя! Бобби не должен видеть ее такой. Подумает еще, что она совсем обезумела, и вычеркнет роман с сестрой Сюзан Мэрли из своего «списка добрых дел».

Лиз знала, как прогнать из головы дурные мысли. Живя с отцом и Сюзан, ей часто приходилось для успокоения пользоваться этим методом: надо отвлечься от всего вокруг, уйти в себя и думать о приятных вещах. Естественно, не о грустных историях Сильвии Плат или извращенцах, пялившихся на нее в окно. Не о том, как странно, что дождь лил каждый год по целой неделе. А о лиловых следах на шее и лесном чудовище лучше вообще не вспоминать.

Однако о счастливых моментах Лиз тоже не думала: как они с сестрой играли в моделей, дефилируя по комнате в полотенцах, или как крепко держались за руки, когда было страшно. С каждым годом Сюзан становилась все более странной. Начала разговаривать сама с собой, еле шевеля губами и думая, что никто не видит. Потом всему городу стали сниться кошмары — с ней в главной роли.

Нет, Лиз, примерная ученица и вечно улыбающаяся девочка на побегушках, не думала обо всем этом. В мрачные мысли погружалась другая Лиз — озлобленная, вечно ревевшая без причины. Иногда на нее накатывал такой гнев, что она сама себя кусала. В глубине души она все время складывала мозаику, пытаясь разгадать странную загадку. Она непрестанно размышляла, забивая голову множеством проблем, — типичный признак истерии.

Лиз нашла выход, решив подумать о единственном, что было хорошего в ее жизни, — о Бобби.

Бобби Фулбрайт был одним из тех, к кому люди относились как к вещи. Он был старшим сыном единственного врача в городе, ездил на хорошей машине, жил в красивом доме, и поэтому все увивались вокруг него. Мама Бобби угощала его друзей свежими эклерами и пирогами, а по выходным он всюду возил их на своем мощном «Эксплорере», думая, что они безумно любят его. За глаза приятели обзывали его «карликом» или «навозом». Видимо, так выражалась их преданность.

Лиз и Бобби очень мало общались, прежде чем у них закрутился роман. Она вообще мало с кем разговаривала.

Но однажды, это было в начале одиннадцатого класса, подростки столкнулись в библиотеке Корпуса Кристи. Бобби был симпатичный, но низенький, и расхаживал с таким важным видом, будто пытался компенсировать свой недостаток.

Оба искали материалы для исследовательской работы по книге Ширли Джексон «Лотерея». Обменявшись сухими приветствиями, они разошлись в разные стороны. Лиз продолжала наблюдать за тем, как он принимал выпендрежные позы, облокачиваясь на все, что под руку попадалось. Немного заигравшись, Бобби свалил на пол стопку книг, после чего поспешил в другой конец зала. Библиотекарша Эйприл Уиллоу, однако, заметила его проступок. «Молодой человек, — сказала она. — Вы же не мусорите в собственном доме. Будьте добры поднять». Вернув книги на место, Бобби уселся за стол.

Некоторое время он смотрел на Лиз так, словно у нее на голове цветочная поляна. Затем подошел и сел рядом с девушкой. И она знала почему: Бобби хотелось доказать, что он один из немногих, кого не волнует расслоение общества. Да, парень всем своим видом показывал, что даже индийская недотрога — пустяк для него. Он может сколько угодно сидеть рядом с Лиз Мэрли… пока друзей поблизости нет.

Она склонила голову над анализом проблемы каннибализма в маленьких городах Новой Англии, старательно создавая впечатление чрезмерной занятости.

Повернувшись на стуле, Бобби слегка толкнул ее локтем и сунул под нос книгу: Альбер Камю, «Посторонний».

— Читала? — спросил Бобби нетипичным для него глубоким голосом.

— Нет…

— Тогда рекомендую. Ты очень умная девушка. Тебе должно понравиться. — Он выпятил грудь, и его голос стал еще ниже. — А я экзистенциалист.

Судя по разговору, он уже общался с ей подобными — в поисках духовной близости. И считал, что Лиз поймет его. Она не стала доказывать обратное.

— Вообще-то у меня ай-кью всего сорок пять, — сказала она. — Все думали, что я даже одеваться не смогу сама. Только в прошлом году научилась.

Бобби нахмурился — так сильно, что казалось, сейчас встанет и уйдет. «Классно, — подумала Лиз, — со мной хочет пообщаться молодой человек, а я корчу из себя умственно отсталую. Супер! Неудивительно, что у меня нет друзей!» Секунды через две Бобби понял шутку и рассмеялся.

Затем он придвинул стул ближе к ней и начал излагать свои теории: о среднем классе, ворующем идеи повстанцев, о преобладающей идеологии, сохранившей статус-кво, и что те, кто борется против нее, победят, но не надолго. Раньше, продолжал он, название «Лихорадка субботнего вечера» носило сборище обреченных итальянских католиков, а теперь что? Больные фанаты группы «Bee Gees» превратили его в гимн мировой поп-культуры. Потом Бобби затронул тему пострадавших рабочих фабрики «Клотт». Он говорил и говорил, безумно жестикулируя. Вены на шее вспухли. Он так напрягся, что Лиз чуть не захохотала.

Поначалу она чувствовала себя глупо, не зная, о какой «Лихорадке» идет речь. Но затем поняла суть его проблемы — друзья. Точнее, их отсутствие. Бобби говорил не переставая уже целый час, и ей стало жаль его. Лиз представила на своем месте Стива Маккормака, который вряд ли бы стал слушать. Ребята смеялись над ним не из-за внешности, а просто потому, что он — Бобби Фулбрайт.

— Детки, пора домой, — сказала миссис Уиллоу, выключив свет над стеллажами.

— Де-етки… — промычал Бобби, неудачно подражая ее жеманному голосу.

Он очень старался казаться задирой, но был, пожалуй, слишком мил для этой роли.

Подбросив Лиз до дома, он предложил ей встретиться завтра, в пятницу. «Да!!!» — тут же ответила она. Девушка в сильном волнении выскочила из машины и захлопнула дверцу, забыв попрощаться.

На следующее утро во время урока английского Бобби не разговаривал с ней. Повернувшись к Стиву Маккормаку, он донимал его вопросами вроде «Что ты делаешь в выходные? А? Ну что?» и делал вид, что не замечает сидевшую перед ним Лиз.

Она решила позвонить ему вечером, чего при обычных обстоятельствах никогда бы не сделала. Лиз вообще была не очень общительной и не знала даже, какой повод придумать. В конце концов она решила: ей не понравилось поведение Бобби на уроке и надо выяснить отношения. Она скажет, что он — ничтожество и своим поведением подтвердил ее подозрения.

На самом деле для звонка была и другая причина — страх остаться дома. В этот день как раз начался дождь, и только представив себя запертой в четырех стенах в одиночестве, Лиз подумала, что пойдет на свидание даже с Чарли Мэнсоном. [5]

Когда на другом конце провода взяли трубку, Лиз не потрудилась поздороваться или хотя бы уточнить, с кем говорит.

— Мы сегодня встречаемся? — выпалила она.